Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Я убью тебя, когда–нибудь, когда ты мне надоешь… Или я тебе… Когда я почувствую, что надоел тебе. Я тебе еще не надоел?

В магазине я думаю об этом впервые. Это точно. Я смотрю на боди и думаю о том, как правильно говорить — рубашка для траханья или рубашка для ебли. Я никогда не матерюсь, даже в постели. Я матерюсь только про себя. Внутри себя. Когда я абсолютно внутри себя, как сейчас. И он мне не надоел, а значит, это я надоела ему, но это не повод, чтобы меня убивать.

Хотя интересно, как он это собирается сделать?

Отравить?

Это называется — начиталась глупых бабских романов. Про «душу трагедией в углу». Хотя читать все же лучше, чем смотреть все эти сериалы. Про дамочек в красивых боди и с роскошной грудью. Грудями. Роскошными грудями, выскакивающими из боди. Я торчу здесь уже десять минут и все у одного прилавка. И меня все это не успокаивает. Все это приводит меняв бешенство, даже сиреневый цвет. И бежевый тоже. Лучше посмотреть что–то другое, что я ненавижу, хотя бы вот это… Черные кружева, замечательная прозрачность… Черное будет просвечивать сквозь черное…

А если отравить — то чем?

Нет, он не решится на это, ему проще придумать что–нибудь другое. Он умный, он придумает. Хотя, если отравить, то можно инсценировать самоубийство. Мое самоубийство. Подсыпать мне таблеток, растворить их в стакане и предложить выпить. Я попрошу его принести мне чего–нибудь попить перед сном. Чая или соку. Я всегда пью вечером или чай, или сок. Если холодно, то чай, если тепло, то сок. Лучше, апельсиновый или грейпфрутовый. Утром я его тоже пью. Он возьмет стакан, намешает в него таблеток… Каких? Я ничего не понимаю в таблетках, а эти черные кружевные трусики мне не нравятся. Лучше, все же, то боди. Оно действительно красивое. Независимо от того, для чего я его бы купила. В конце концов, покупаешь всегда для себя. А через это черное волосики будут сильно просвечивать, хотя они тоже черные, его это смешит, потому что я — крашенная. Голова одного цвета, лобок — другого. Он давно меня просил покрасить лобок, наверное, надо было это сделать…

Очки, мне нужны очки, но на хорошие у меня не хватит денег.

Я все еще хочу плакать.

Если он все же решит меня отравить, то это точно будет инсценировка самоубийства. Интересно, сколько таблеток и каких ему для этого надо? У нас дома нет даже легкого снотворного, не говоря уже о сильнодействующем. Ни ему, ни мне снотворное никогда не требовалось, разве что валерьянка. В таблетках, маленьких и желтеньких, можно ли отравить валерьянкой?

Очков много, очень много, но я поднимусь, вначале, на третий. Если я посмотрю очки и ничего не подберу, то мне надо будет идти. Выйти на улицу, сесть в автобус и поехать домой. Приехать домой и осмотреть всю квартиру в поисках снотворного. Или еще каких–нибудь незнакомых таблеток, которыми меня можно отравить. Говорят, что на третьем этаже открылись еще два отдела, один — с обувью, второй не помню с чем. В поисках не помню с чем дура идет на третий этаж. Дуру собираются отравить. В левой груди у дуры имплантант. Вообще–то в этом зеркале я все еще очень симпатичная дура, хотя мне уже почти тридцать шесть… И я пополнела за эту зиму. Черное платье пока не надеть. А если попробовать? Сегодня вечером? Придти домой, принять душ, надеть те свои шелковые трусики и белый же лифчик, а потом черное платье… Хотя лифчик можно не надевать, пусть будут видны соски. Чуть–чуть. Вот только надо ли подбривать подмышки? Я это делала позавчера, так что можно не подбривать, я надену черное платье и буду ждать его у телевизора, на столик…

Столик, столик, что поставить на столик…

Маленькую коробочку, купленную у седого.

Милый, у меня для тебя подарок. Милый. Я ведь знаю, что ты хочешь меня убить, милый, так вот я сегодня с утра сходила к одному мужику — ты только не ревнуй, не надо ревновать милый, просто хозяин маленького магазинчика со странным названием «Ремонт человеков», он седой и с косой, и у него странный вид, он на ножках десятилетнего мальчика — ты можешь себе представить, милый?

Он не может, он смотрит на меня в моем черном платье и думает, что я потолстела. Что грудь у меня теряет форму. Что я сбрендила. А вот и неизвестно что, хотя теперь — известно. Это для дам. крутое для крутых дам из Италии. Для крутых дам все крутое из Италии, надо зайти и посмотреть, я похожа на крутую даму в своем плаще и со своей сумочкой и с припухшими, так и не расплакавшимися еще глазами?

Но на самом деле красиво, я смотрю и мне нравится, мне даже хочется примерить, вот этот костюм, очень легкий и очень бежевый, к нему надо какую–нибудь такую блузку или кофточку… Какую? Надо посмотреть по сторонам и примерить. Надо доставить себе приятное, надо переключить мозги, а то я думаю лишь об одном: что я дура и что он хочет меня убить.

Отравить.

А я жду его за столиком и смотрю на него преданными глазами.

В боди для ебли.

Интересно, в чем лучше его ждать, в черном платье или в боди для ебли?

Я еще не решила, я просто хочу примерить вот этот костюм… Да, да, вот этот… Можно?

Очень уютная примерочная, три зеркала, нет, есть и четвертое, на двери. Когда дверь закрывается, то обнаруживаешь, что зеркал — четыре. Спереди, справа, слева и сзади, можно оглядеть себя всю. А теперь надо перевести дух, снять сумочку, снять плащ. Главное, чтобы сумочка никуда не делась, в сумочке коробочка, в коробочке кубик от седого. Вначале повешу сумочку, затем — плащ. Затем надо раздеться. Я сегодня в сиреневом, а костюм бежевый, белье не подходит… Надо было надеть бежевое, тогда бы подошло. Что–то морщит… Здесь вот, справа… Какое–то зеркало дурацкое, ноги у меня в нем короткие, да и задница толстая. Не попа, а жопа. Плохой костюм, мне не нравится, для него грудь надо больше, да и вообще…

И вообще мне нужные темные очки. Свои я разбила, а мне хочется плакать.

Очки на втором, надо спуститься на этаж вниз.

Если же не отравление — то тогда что?

Можно сбить машиной, но как это спланировать? Это ведь надо с кем–то договариваться, хотя можно и на своей, несчастный случай, но как он наедет на меня на нашей же машине? Тогда никто не поверит, что несчастный случай, а вот этот отдел я тоже не помню… Тут всякие цацки… Бижутерия… Бусы и серьги… Большие серьги кольцами, когда я стригусь совсем коротко, то мне такие очень идут. Стрижка под мальчика. Он говорит, что так очень эротично и его это безумно возбуждает. При этом он не смотрит мне в глаза. Он никогда не смотрит мне в глаза, он опускает свои и смотрит куда–то в пол. И говорит, что он возбужден, что так мне очень эротично и он безумно меня хочет. И смотрит в пол, а эти серьги действительно хороши, они намного лучше, чем тот дурацкий итальянский костюм… Видел бы меня сейчас седой, куда я потопала с его коробочкой. Седой считает сейчас деньги и думает, наверное, что надо было просить побольше. В расчет, когда я принесу остальную часть. Через месяц. Если бы я у него отсосала, то мне бы не пришлось нести ему через месяц оставшуюся часть денег, хотя я не представляю, как бы я стала сосать у седого. Когда он сидел, то не доставал мне и до плеча. Мне пришлось бы не просто сесть на корточки, а лечь на пол, и потом — а вдруг он у него был грязным? И некрасивым? Чем сосать некрасивый, лучше уж совсем не сосать…

Очки, мне нужны очки, эти мне не нравятся, оправа какая–то дурацкая, а эти синие, мне не нужны ни синие, ни розовые, ни зеленые, мне нужны обычные темные очки, сквозь которые не видно, что у тебя заплаканные глаза, красивые очки, на которые приятно посмотреть и которые приятно взять в руки. К примеру, вот эти… Хотя они дорогие, у меня не хватит, как не хватит на эти, хотя эти мне нравятся меньше…

Если я куплю очки, то по дороге домой зайду в парикмахерскую. Если там есть мой мастер, то я подстригусь. Коротко, под мальчика. Надену очку и приду домой. И буду думать, что мне делать дальше. Чтобы он меня не убил. Чтобы я осталась жива. Чтобы я могла жить очень долго и смотреть, как я толстею и как моя грудь становится все уродливей и уродливей. Я должна думать о чем–то другом, но о том я думать себе не позволяю. Лучше примерить еще вот эти очки, они аккуратненькие такие и даже красивые. Скорее, симпатичные, но мне нравятся. И не очень дорогие. Если я выскребу все, что есть в сумочке, то должно хватить, хотя у меня останется один проездной. Я выйду на улицу в новых очках и пойду на автобус. И я смогу заплакать, если захочу. Купить — не купить? Купить — не купить? Не знаю, я еще подумаю, хотя мне они нравятся, я не нравлюсь сегодня себе сама, мне не нравится то, что происходит, но они мне нравятся, в них я лучше, только надо будет зайти и подстричься, хотя — на что?

У меня ведь ничего не останется, а покупать эти очки и не стричься — это безумие. Лучше просто подстричься, потому что что–то мне все равно надо сделать. Или купить очки или подстричься, или купить очки или подстричься, лучше и то, и другое, но денег у меня нет. На все. Только на одно. Или купить очки, или подстричься, или купить очки, или подстричься… Или купить очки — или подстричься… Купить очки… Подстричься…